ТОП 10 лучших статей российской прессы за
July 18, 2025

Разочарование

— Ваша тренерская карьера на паузе? Или какое слово подберем?

— Вы точно сформулировали — на паузе. Варианты были, но... На днях общался с Мишей Брилем — он как раз об этом рассказывал: поступило предложение поработать с игроком без зарплаты.

— Как это?

— За процент. А играет парень в турнирах невысокого уровня. Представляете, какие там призовые? Вот что такое тренерская работа в сегодняшнем теннисе.

— Не самая простая сфера.

— Да уж. Ты очень зависишь от игрока, его характера, настроения. Можешь лезть из кожи вон, но часто происходят вещи, на которые не способен повлиять. Из-за них рискуешь потерять работу. Поэтому я на паузе — нет пока предложения, ради которого готов снова сесть на пороховую бочку.

— Подписываться на процент у теннисиста смысла никакого?

— Только в том случае, если ты как тренер видишь серьезный потенциал. Но в 42 года работать на перспективу сложнее. Тем более когда уже доказал свою тренерскую ценность. Потому что с игроком низкого уровня почти ничего не зарабатываешь.

— А тренировать начинающих?

— Зачем ребенку, который впервые взял в руки букварь, университетский преподаватель? Для теннисиста высокого уровня мои знания и уникальный опыт ценнее. Поможешь пройти лишний круг на «Большом шлеме» — сразу плюс 90-100 тысяч долларов для игрока.

— Не разочаровались в тренерской профессии?

— Я разочаровался не в профессии, а в людях. Так правильнее. Тренировать мне очень нравилось. Но не хочется впихивать насильно! Допустим, приходят на семинар десять человек. Сколько почерпнут что-то полезное?

— Сколько?

— Может, двое. А восемь сделают селфи, выложат в соцсети и наутро забудут. В тренерской профессии многое зависит от материала, с которым работаешь. Я-то шел в нее с ощущением, что море по колено. Достаточно найти правильный подход — и горы свернешь. Сегодня понимаю: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Не все готовы меняться, хотя результаты пробуксовывают годами. Это для меня гигантское разочарование.

— А для нас — новость.

— Я понял, что мне интересно работать только с людьми, которые хотят развиваться. Но чтобы понять — надо попробовать. Уже есть какие-то маркеры, по которым определяешь для себя, получится ли с этим человеком...

— Какие, например?

— Смотришь на зрелость. Вот 18-летняя Мирра Андреева — очень зрелая. Послушайте, как она общается, как с публикой кокетничает. У спортсменки четкое понимание, что нужно делать. С миром на «ты». Даже когда искала тренера, сама взяла и позвонила, не перекладывая на агента. А многим игрокам гораздо старше таких качеств не хватает. Как и уверенности. Окружают себя непонятными людьми, почему-то с ними комфортно...

— Вы говорите о тренерах? Или о менеджерах?

— Да вообще об окружении. Ты видишь: человек не пойдет на изменения в жизни. Ему и так хорошо. Среда тянет за собой все. А я как тренер отвечаю не только за удар справа или слева. В теннисе безупречная техника — далеко не залог результатов.

— Разве?

— Вот Даня Медведев — не идеальный по технике. Не самый выносливый физически. Но он потрясающе интеллектуальный на корте, здорово читает игру. Саша Бублик тоже очень талантливый — но играет хуже Медведева. Притом что в отдельных показателях его превосходит.

— Бублик настолько одаренный?

— Да безумно! Но задачи у людей разные. Многое решает профессионализм, мировоззрение. Все это опять же сильно зависит от людей, которыми себя окружаешь. Когда видишь, как играет Янник Синнер, понимаешь, что его цель — победа, а не набор лайков с подписчиками. Он максимально заточен на решение тактических проблем. Плевать на красоту, публику, споры.

Я, тренер, должен смотреть на неудачи игрока с разных ракурсов. Часто бывает — теннисист талантливый и вдруг проваливается. Что такое? А у него развод! Или ссора с родителями. Если бы все сводилось к хорошей подаче, как было бы легко...

Психолог

— За последние два года предложения именно из Тура вы получали?

— Да. С кем-то просто не сложилось. Но чаще создавалось ощущение: при первой же проблеме тебя отцепят или сделают козлом отпущения. Мне хочется партнерских отношений, развития игрока в долгосрочной перспективе, а у молодого поколения стало модно рассматривать тренера как шабашника.

Что-то начинает складываться в игре? Пошли заработки? Все, необходимости в тренере больше нет. Убирают первым. Статья расходов приличная — ну и зачем он? Без него справимся.

— Так влияет экономический момент?

— Я бы назвал это стратегической близорукостью, но пусть будет «экономический момент». Я сам играл, понимаю желание оптимизировать расходы. Но знаю точно: карьера теннисиста — это мини-бизнес. Каждый владелец такого бизнеса нанимает директора, управляющего.

Согласитесь, было бы странно, если бы владелец «Яндекса» принимал важные решения на основании мнения бойфренда либо бабушки: «Яндекс-такси» отцепляем! Или резко поднимаем цены! А в теннисе подобных решений море. Не всегда логично, не всегда рационально, страдает в конце концов сам игрок. Постоянное вмешательство извне неспециалистов! Дорога в ад вымощена благими намерениями...

— Прежде не обращали на это внимания?

— Не особо. А стал тренировать — и услышал от бывалых тренеров разные истории. «Вот тогда-то я ушел почему? Поссорился с девушкой игрока, она нашептала. Все, жизнь стала невыносимой».

— Нам казалось, чем выше ставки в теннисе, тем меньше влияют девушки игроков на процесс.

— Да нет, влияют. Игроки тоже люди. Плюс многие продолжают жить в режиме жесткой экономии, сформированной на ранних этапах карьеры, и не готовы вкладываться в развитие. Может, думают, что не окупится? Осуждать сложно — я ведь не даю гарантию, что попрет на корте.

— При этом психологов-то нанимают.

— Да. Людям кажется: вот наймешь психолога — он мгновенно решит проблему. Щелкнет пальцами — и все встанет на места. А это не так! Психолог — зеркало, которое помогает взглянуть на собственные действия со стороны. Но готовых рецептов для победы не прописывает. Многие берут психолога в надежде получить чит-код на успех. Что в итоге приводит к разочарованию.

— В вашей жизни были психологи?

— Обращался пару раз.

— В игровые времена?

— Да. К Джиму Лоэру, одному из первых психологов в теннисе. Работал немножко и с Алленом Фоксом. Он и тренер, и психолог.

— Любопытный опыт для вас?

— К Лоэру я был не очень готов. Это сейчас психологи на каждом шагу. И появилась куча псевдоспециалистов, которые не слишком разбираются в спорте. А в те годы визит к психологу казался чуть ли не полетом в космос.

Вообще трудно предугадать, поможет ли конкретный опыт. Например, пошла ли на пользу Новаку Джоковичу работа с Тоддом Мартином и Марком Вудфордом, которых нанимал для улучшения игры с лету? Здесь важнее сам факт, что он искал решение для своих проблем. Знаю много теннисистов, которые раза два встречались с психологом — и заканчивали: «Не мое, не заходит».

Виландер

— Вы говорили, что даете частные уроки. Кому?

— И профессионалам, и любителям, и юниорам.

— Стоимость одинаковая?

— Нет. Для любителей вдвое дороже.

— Почему? С ними же проще.

— Делаю акцент на играющих, потому что им я действительно полезен. Не все могут позволить себе дорогого тренера. Я это понимаю. Бывали случаи, когда кого-то бесплатно консультировал.

— Наткнулись тут на высказывание Шамиля Тарпищева: «Мы в свое время предлагали Турсунову работу, но он выбрал другой путь». Хочется уточнить — что вам предлагали? И что такое «другой путь»?

— Давно это Шамиль Анвярович произнес?

— В 2022-м.

— Возможно, речь о том, что мы пробовали договориться, когда я работал с Вероникой Кудерметовой. Суть в чем? Зарплату я бы получал от федерации. А процент с призовых — от игрока. Но не срослось.

— До этого тоже что-то предлагалось от Тарпищева?

— Обсуждали разные варианты, но до конкретики не дошло. Может, что-то я уже подзабыл. Последняя моя идея — ФТР и теннисист делят затраты на тренера. Это снизило бы финансовую нагрузку на игрока и помогло бы многим нанять хорошего специалиста. Теннисисты боятся влезать в огромные расходы. А так — ничем не рискуешь, кроме бонусов.

— Почему федерация не подписалась?

— Да не факт, что не подписалась. Игроки должны были общаться с ФТР. Я один раз озвучил это предложение. Мне ответили: «Идея неплохая». Насколько ее донесли до игроков — не в курсе. Может, никому в тот момент особенно работать со мной не хотелось, тоже допускаю.

— Странно, что такая славная идея забуксовала.

— Согласен. Я-то смотрел на нее с точки зрения игрока.

— Тренеры и в ваше время обходились дорого?

— По-разному. Однажды мне предложили поработать с Матсом Виландером. Попробую, думаю. Наши менеджеры связались — и понял, что не потяну. Даже в свой лучший сезон!

— Это сколько ж стоило?

— 400 тысяч евро в год. Не представляю, сколько сегодня берут Борис Беккер или Иван Лендл. Предполагаю, что намного больше. Сдвинулись и призовые, и проценты.

— Какие у вас были доходы в лучший год?

— 750-800 тысяч. Это 2006-й или 2007-й. У меня никогда не было суперкрутых контрактов, чтобы мог позволить себе такого тренера. Только теоретически, потратив на него все...

— Риск.

— Не то слово! Время спустя вспомнил об этом — и предложил федерации скидываться на тренеров.

Ошибки

— Поработав тренером, вы наверняка под другим углом смотрите на собственную карьеру игрока.

— Сто процентов!

— Что поняли такого, чего не понимали раньше?

— Я допускал много ошибок. Любой негативный момент переживал гораздо острее, чем стоило бы. Нужно было проще относиться к происходящему, больше рисковать и экспериментировать.

— Наверняка прокручиваете это в голове до сих пор.

— Бывает. Я часто принимал решения, не осознавая, чем это обернется. Точно не давал бы личным отношениям сильно влиять на теннис. Ну и было бы круто на ранней стадии потренироваться с профессиональным игроком.

— Главная ошибка была? Которую особенно хотелось бы исправить?

— Нет. Ничего, разделившего жизнь на до и после. Просто любая ошибка порождала цепную реакцию. А дальше — как снежный ком...

— Объективно — могли войти в мировую пятерку?

— По таланту? Вполне. Я действительно хорошо играл. Но не был теннисным фанатиком. Тренировался много, ответственно, но через «не хочу». Для психики это серьезный стресс. С таким подходом большими чемпионами не становятся. Еще из-за поражений страшно переживал.

— Это тоже влияет?

— Конечно! Сегодня прекрасно понимаю Андрея Рублева — когда у тебя излишний перфекционизм, повышенная эмоциональная реакция на негативный результат. Чтобы выиграть «Шлем», должно совпасть несколько факторов. А я поздновато пришел к правильному балансу. До каких-то моментов доходил сам, через ошибки.

— Толковых советчиков рядом не было?

— Сложная тема, в двух словах не объяснить. Вот в США несколько месяцев мне помогал Хосе Игерас. Он был топовым игроком, работал с Питом Сампрасом, Джимом Курье. Но вещи, о которых говорил, звучали для меня тогда словно на марсианском.

— ???

— Я бы рад воспринять — но не мог. Для него-то они были обыденностью. А для меня — другая галактика!

— Надо же.

— С такой ментальностью и профессионализмом столкнулся впервые. Просчет процентов, консервативные решения, выдержка в выжидании удобных моментов... Вроде банальщина, но разница в информации оказалась настолько велика, что я не мог перепрыгнуть через три ступеньки. В теннисе это сплошь и рядом.

— Дошли до всего позже?

— Разумеется. Все как с русскими пословицами, которые мы знаем, но в смысл особо не вникаем. А когда что-то случается в жизни, сразу всплывают в памяти. Думаешь: о, об этом и говорится! Оцениваешь уже по-другому, примеряя на себя. Допустим, про стрекозу, которая лето красное пропела, а потом жить негде. В общем, до Хосе я тогда не дорос. Может, и до психолога тоже. Зато сегодня все те мои ошибки помогают в тренерской работе.

— Второй раз на грабли не наступаете?

— Поверьте, в граблях я очень хорошо разбираюсь... Знаете, какая проблема меня поражает у сегодняшних теннисистов?

— Какая?

— Большое количество игроков из топ-100 часто не понимают, что и для чего делают. Они послушные, все выполняют. Не вступают в конфликт с тренером. Как роботы. Но если программа внезапно дает сбой — мгновенно теряются. Это как в школе — кто-то зубрит, а кто-то старается вникнуть в суть.

Моя тренерская ценность сегодня именно в том, что я все прочувствовал сам. Мне нравилось анализировать, разбирать игру на молекулы. Такие игроки бьют по каждому кирпичику в стене — и могут найти выход. А многие его даже не ищут!

— Был в вашей карьере матч, который приятно пересматривать?

— Я никогда не пересматриваю свои матчи.

— Но если выбрать один-единственный — то какой?

— С Давидом Налбандяном на «Ролан Гаррос». Это 2006-й. Я уступил, хотя играл здорово. Даже круто, фантастически. Настолько было легко! Вел 2:0 по сетам...

— Что же стряслось — если проиграли?

— Первые два сета я не особо думал. Это моя беда — слишком много размышлял. А тут как-то отпустило. До какого-то момента был абсолютно раскованным. Вдруг Налбандян пару раз сыграл удачно — и я потерял инициативу.

Волков

— Вы вспомнили матч с Налбандяном. А мы-то думали, сразу назовете битву с Энди Роддиком в полуфинале Кубка Дэвиса.

— Это были такие качели, что никакого желания переживать заново.

— Ваша победа — подвиг? Или просто — что-то героическое?

— Тогда любой матч можно назвать подвигом. Что безумно эмоциональный не только для меня — факт. Весь стадион стоял на ушах. Но вот прошли годы — и я из этого матча даже мало что помню. Ощущение, словно и не было. Должно хотеться пересматривать с бутылочкой пива — а не хочется.

— Вообще плохо помните свои игры?

— Некоторые стерлись напрочь. Изучая недавно статистику, поразился — у меня девять матчей с Томашем Бердыхом! Начал перебирать в памяти — ну, было что-то в Риме, еще где-то. Два вспомнил. Но девять?!

— Был в вашей жизни матч длиннее пяти часов?

— Нет, с Роддиком — самый-самый. Слава богу, в зале. На улице я бы точно коньки отбросил. С Гаске в четвертьфинале Кубка Дэвиса тоже был изнурительный. Но покороче, три с половиной часа.

— Говорите, помните игры смутно. А мы вам кое-что расскажем — со слов того же Тарпищева. В пятой партии с Роддиком при счете 16:15 на подаче соперника подошел к вам и шепнул: «Волков у тебя девушку увел».

— Может, и было. Я к тому времени плохо соображал. Такое состояние, когда уже не важно, что происходит, что говорят... У меня на пятом часу мысли были об одном — побыстрее сдохнуть!

— Мы все же процитируем, яркая история не должна пропасть. Шамиль Анвярович почувствовал, что вы измождены, ничего не слышите — не достучаться. И тут осенило. «Я посмотрел на Турсунова в упор и сказал: «А Волков-то у тебя девушку увел!» У Димы сразу переключение: «Что-о-о?!»

— Да у меня и девушки тогда вроде не было...

— Между прочим, эта цитата имеет предысторию. Тарпищев говорил, что предлагал вам Волкова в качестве тренера. А в ответ услышал: «Волков моим тренером быть не может. Он свою девушку ко мне ревнует». Вспомнили?

— Нет.

— Фантастика.

— Но я объясню, почему так ответил Шамилю Анвяровичу. У Волкова действительно была невероятно красивая девушка. Да и Саша был классный парень. Я вообще не понимал, как он может ко мне ревновать! Сколько мне было тогда? Двадцать четыре. А ему под сорок.

— Девушка была его ровесница?

— Не знаю. Просто помню — очень красивая. Саша ее вечно подкалывал — типа все понятно, тебе больше Дима нравится... Раз сказал за общим ужином, потом еще раз, когда в футбол играли. Строил из себя ревнующего.

— Повода вы не давали? Не пытались клинья подбить?

— Да вы что? У меня и шансов не было!

— В последние годы с Волковым общались?

— Почти нет. Пересекались обычно на Кубке Дэвиса, когда он приезжал как тренер. Динамичный, добродушный, прикольный, море позитива. Там все нервничают, в напряжении — а Саша разряжает обстановку шутками-прибаутками. Но без перебора, не превращая в клоунаду.

— Интернет информирует — к концу жизни Волков страшно опустился, беспробудно пил. Умер в 52, так и не выйдя из очередного запоя в своем Калининграде.

— Я не в курсе, что произошло. Вот честно вам говорю! Знал, что у него проблемы. Но подробности не выяснял. Саша какое-то время жил во Флориде, потом вернулся в Калининград...

— Впечатление запойного человека он не производил.

— Чарли Чаплин был каким комиком — при этом постоянно находился в депрессии. Значит, была у человека другая сторона. Я понимаю, что испытывает действующий спортсмен. Заканчиваешь — и все останавливается. Заменить сложно! В той жизни тебя поджимают рейтинг, соперники, турниры... У кого-то выходит искусственно создать атмосферу драйва. Но не у всех. Старые приятели пытались Волкову помочь.

— Кажется, Андрей Чесноков.

— Про Чеснокова не слышал. Я о людях из федерации. Сергей Леонюк помогал. Наверное, Саша сам должен был делать какие-то шаги... Мне жаль, что все это случилось именно с ним. Очень хороший человек. Как лучик солнца!

Перфекционист

— Когда выигрываешь Кубок Дэвиса, приз вручают на всю команду. А что-то индивидуальное есть?

— Мини-версия того же кубка. Один стоит у мамы дома, второй, за выход в финал, в Америке. Никаких фамилий не написано. Вот на самом Кубке Дэвиса специальная бляшка под имена победителей.

— Вы же у Ельцина в гостях побывали после победы.

— Да, в загородной резиденции. Нас пельмешками с медвежатиной угощали. Ощущение, что сидели у дедушки на даче. Борис Николаевич — харизматичный человек. Обожал теннис.

— Книжка Тарпищева стала для нас источником замечательных знаний. Вспомнил Шамиль Анвярович и такую историю: «У Турсунова от природы физическая выносливость. Перед каким-то матчем, забывшись, пробежал 17-километровый кросс».

— Было.

— Как можно случайно пробежать 17 километров?

— Прилетели с Толей Глебовым в Гамбург. Он на велике ехал, а у меня кросс вокруг озера. Был действительно в потрясающей форме. Это очень позитивный отрезок карьеры — я к Глебову прислушивался, выкладывался.

Он сказал: «Беги!» Я втопил. Но что-то накосячил Толя с дистанцией — вместо пяти километров оказалось девять. А может, больше, не помню. Суть в том, что пробежал я до хрена и еще отправился тренироваться с Виктором Троицким. Но раз Шамиль Анвярович в книге написал про 17 километров — давайте придерживаться этой версии. Не будем дискредитировать источники!

— В интервью вы рассказывали: «Я перфекционист, меня постоянно что-то не устраивает». Какое поражение особенно прибило морально?

— Да за карьеру было много обидных матчей. Первое, что вспоминается, — четвертьфинал турнира в Куала-Лумпуре со Стэном Вавринкой. Я очень переживал. Прям до слез! Играл здорово, выложился, но уступил на тай-брейке. Еще как-то в Халле Миша Южный в первом круге меня обыграл. Потом я дня четыре не вылезал из номера. Сидел рубился в компьютерную приставку.

— Депрессия накрыла?

— Да.

— Мешал вам этот перфекционизм?

— Тут вопрос, насколько ты уходишь в крайности. Все решает баланс! Можно оттирать до блеска тарелки — а можно задуматься: стоят они часа моей жизни? Вот есть Бенуа Пэр, который расшвыривает мячи. Ему бы чуть дисциплины и перфекционизма добавить. А того же Рублева эта черта разъедает изнутри.

— Когда-то собственное поражение вы прокомментировали четко — «обосрался».

— А что особенного? Не постеснялся, сказал как есть. Это было на пресс-конференции после полуфинала, когда обыграл Роддика. Меня спросили, что стряслось в двух неудачных партиях, — и получили искренний ответ. Некоторые самому себе боятся сказать правду. Знал теннисистов, которые уверяли — вообще никогда страха не испытывают.

— Лукавят?

— Конечно. Все боятся. Просто кто-то лучше справляется.

— Закончили вы карьеру в 2017-м?

— Да. Но последние хорошие матчи провел в 2014-м. Дальше сплошные травмы. Три года мучений.

— Что тревожило?

— Сначала пяточная шпора. Потом поскользнулся в «Мультиспорте» и порвал медиальную коллатеральную связку колена. Еще была беда с седалищным нервом и икроножными мышцами...

— Ну и настрадались вы.

— Помню, на «Ролан Гаррос» выхожу против Роджера Федерера. Выигрываю вторую партию. Сажусь пить воду, через полторы минуты судья говорит: «Время!» Встаю и чувствую: приводящая мышца полностью отключилась, икра онемела. Как играть?!

— Как?

— Последние два сета я уже не мог оттолкнуться вправо. Но было стыдно сниматься на Центральном корте. Дотерпел. Да и Роджер, увидев, что у меня проблемы, повел себя как джентльмен. Добивать не стал.

Лягушка

— В недавнем интервью вы говорили: «Я вообще не пью».

— Так и есть. Отказался от алкоголя не из-за режима, не потому, что «я спортсмен»... Когда-то пробовал — не зашло. Не получаю от этого удовольствия. Ну и какой интерес?

— Никогда не напивались?

— Что такое «напиться»? Пару раз после вечеринок было плохо. Ты ложишься, закрываешь глаза — а в голове вертолеты. Что хорошего?

— Это другая крайность.

— А-а, значит, вертолет — это уже «напиться»?

— Нам всегда казалось — да.

— А если у тебя вертолеты от двух бокалов? Я не могу много пить. Вкус алкоголя не нравится. Единственное, что не вызывает отвращения, — какой-нибудь коктейль, в котором не чувствуется спиртное.

— Значит, возможен кайф от жизни без всякого алкоголя.

— У меня кайф от хачапури. От «Птичьего молока». Это — да! Мне не нужен дикий адреналин.

— Сейчас вы холостяк?

— Да.

— В одиночестве вам комфортно? Или душа просит тепла?

— Мне очень комфортно наедине с собой. Никакой потребности, чтобы кто-то был рядом. Больше всего хочется найти направление, в котором буду двигаться дальше, развиваться. Есть во мне что-то от «достигатора»...

— «Достигатора»?

— Это люди, которым сложно сидеть без дела. Им обидно за каждую секунду, которую провели беззаботно. Ощущение — что-то упускают. Что заставляет постоянно чем-то заниматься. Даже тем, чем не хочешь.

— Неужели эта история про вас?

— А почему нет? Отчасти! Вот сегодня мне хочется, чтобы все оставили в покое. А завтра проснусь с мыслью: «Надо срочно что-то делать! Почему я сижу?!» Но есть огромный плюс — у меня нет жесткой необходимости пахать от рассвета до заката. Могу жить в свое удовольствие. Спокойно искать то, к чему душа лежит. Ради чего прикольно просыпаться по утрам.

— Что вам нравится в собственной сегодняшней жизни? Что нет?

— Нравится, что принадлежу самому себе. Никаких глобальных обязательств, которые тяготят. В этом мне повезло. Нет чувства, что чего-то не хватает. Появится что-то, чему буду искренне радоваться, — круто!

— Тренерство — кайф для вас?

— Когда был с подопечными на одной волне — реально кайфовал.

— Ну а что не нравится в своей сегодняшней жизни?

— Пока все устраивает. Да, изредка подтачивает: мог бы добиться большего, чем-то заняться... У нас же сегодня все просветленные, проработанные, осознанные. А я — как лягушка, которая чуть-чуть дергает лапками, чтобы не потонуть. Но без лишнего азарта. Этому состоянию не сопротивляюсь. Зачем куда-то срываться, суетиться? У меня вообще за последние четыре года сильно поменялось мировоззрение.

— В чем конкретно?

— Сейчас стараюсь делать только то, что мне действительно хочется. Раньше мог себя заставить — например, работать там, где не очень нравится. Или тренировать человека, с которым трудно найти общий язык. Теперь до подобных ситуаций не довожу. Поэтому и не цепляюсь за любое предложение вернуться в Тур. Варианты-то периодически возникают. Но я уже к себе прислушиваюсь. Если внутри не екнуло — отметаю.

— Лет пять назад было иначе?

— Конечно. Пусть изначально что-то настораживало, я бы все равно за шанс ухватился, нырнул бы в омут с головой — и это обернулось бы очередным разочарованием. Сегодня за такую работу не берусь. Возможно, кто-то скажет: «Турсунов зажрался». Но деньги для меня не самоцель. Я спокойно обхожусь без лимузина, перелетов бизнес-классом, путешествий на Мальдивы и квартиры в 300 квадратных метров. Просто потребности нет.

Призовые

— Автомобиль-то у вас неплохой — «Мерседес».

— Старенький, 2008 года. По Москве и на метро езжу, и на электросамокате — не проблема. Мне кажется, лучше передвигаться по МЦК, чем часами просиживать в пробках на «Ламборгини».

Свою жизнь теперь выстраиваю так, чтобы максимально избегать каких-то сложностей. Я словно вода, которая обтекает любые препятствия. Если вдруг с кем-то случается конфликт — лень скандалить, сразу в сторону ухожу. Или проколол колесо — и забыл о «Мерседесе» на целый год.

— Как это?

— Каршерингом пользовался. Удобная штука. Не надо думать ни о парковке, ни о бензине, ни о мойке. Доехал до нужной точки, бросил машину и пошел по своим делам. А «Мерседес» год со спущенным колесом стоял. Пока я не купил новую резину.

— Все понятно.

— Я уже не бью себя ушами по щекам, если утром не отправлюсь в спортзал или вечером съем что-нибудь вредное. Вот такое состояние дзена поймал — и мне хорошо. Нет желания плыть против течения, идти по головам, кому-то что-то доказывать. Наверное, поэтому и к новым отношениям не стремлюсь.

— С самоката хоть раз падали?

— Как-то захотелось выпендриться, причем перед самим собой, рядом вообще никого не было. Заезжая на тротуар, решил удержать руль одной рукой. Ну и шлепнулся. Больше не экспериментировал.

— Бизнесом заниматься пробовали?

— Был в свое время партнером в теннисных клубах, но сейчас это все на паузе. Зато недавно вложился в лавку здорового питания. Там продаются полезные сладости ручной работы, сыродавленое масло, травяной чай...

— Неожиданно.

— Началось с «Птичьего молока». Я его очень люблю. В кафешке недалеко от моего дома оно офигенное. Постоянно заказывал. В какой-то момент подошел к зеркалу и понял, что такими темпами скоро придется полностью менять гардероб. Дальше на рынке увидел ту самую лавку. Спросил у хозяйки, реально ли приготовить «Птичье молоко» без сахара и прочих калорийных ингредиентов.

— Что ответила?

— «Да, конечно». Мы разговорились, и в голову стрельнула идея — почему бы не посотрудничать? Прибыль небольшая, но и вложения не космические. Для меня это возможность получить новый опыт, понять, как в принципе устроен бизнес.

— Ваши слова: «Я не чувствовал в конце карьеры, что у меня есть финансовая подушка». Куда же подевались шесть миллионов призовых?

— До шести я не дотянул.

— В интернете указана точная сумма, которую вы заработали на турнирах — 5 920 125 долларов.

— Ха! Почти треть на налоги ушла. Плюс расходы на тренера, физиотерапевта, перелеты, проживание. Это от 250 до 300 тысяч долларов в год. Умножьте их на 15 — примерно столько лет длится карьера теннисиста. Еще надо учитывать, что не у всех богатые родители. Кому-то на старте карьеры спонсоры помогают, а кто-то берет в долг и потом из призовых возвращает. С процентами или без — зависит от договоренностей.

— Когда играть закончили, миллион-то у вас оставался?

— Да. Хотя жилье в Москве купил — а это дорогое удовольствие. Если же собрать все, что мне должны, еще и на вторую квартиру хватило бы. На себе убедился — потерять деньги гораздо проще, чем заработать.

— В долг без расписок давали?

— А смысл в этих расписках? К сожалению, они ничего не гарантируют.

— Взаймы с тех пор не даете?

— Разные бывают ситуации. В том числе и критические. Но после того, как обжегся, вывел для себя формулу: дать можно столько, сколько ты готов потерять.

Арина

— Вы долго работали с Ариной Соболенко. Весной она в четвертый раз уступила в финале турнира в Штутгарте, где победителю вручают новенький «Порше». Вскоре сообщила миру: «Я так устала там проигрывать, что решила купить этот автомобиль. Выбрала 911 GT3 RS». Поступок в ее стиле?

— Ну, Арина — девушка эмоциональная, иногда может...

— ...Психануть?

— Вот если бы она приобрела яхту за восемь миллионов, я бы сказал — да, психанула. А «Порше» для Арины — незначительная статья расходов. Уверен, еще и скидку получила. Кстати, ее бойфренд — автогонщик. Кажется, на 911-м и гонял. Не исключено, это их совместная покупка.

— Так что за характер у Соболенко?

— Арина — открытая, жизнерадостная, добродушная. Не зацикливается на негативе, легко отходит от поражений. Импульсивная, не всегда успевает продумать свои решения. Но на карьере это не отражается. Складывается пока удачно, без косяков.

— Ладили?

— Она, конечно, огненная — но слушалась. Не особо сопротивлялась. Я смог Арину убедить, у нас был хороший коннект. Ну и прогресс у нее какой получился! Ради цели стать первой ракеткой мира была готова меняться.

— Чем-то удивила?

— Вспоминаю один момент. Как в бассейне Арину учили прыгать рыбкой. Не с тумбы — с бортика. А она боялась. Ничего не получалось, в воду входила топориком. Я был потрясен. С виду грозная, бесстрашная, а тут... Что ж, у всех свои прибабахи.

— Ее фраза: «В отличие от Турсунова, я не обидчивая и не злопамятная». Как вам отзыв?

— Ой, уже привык, что для многих в мире тенниса я чуть ли не исчадие ада. В первую очередь это касается женского пола. Как ни стараешься — в итоге все равно плохой.

— Но почему?!

— Понятия не имею. А вообще у каждого свои границы. Когда нарушают мои, я действительно становлюсь обидчивым и злопамятным. Но так можно про любого сказать. Допустим, прочитает Арина про эпизод в бассейне, расценит это как вторжение в ее личное пространство и навеки сотрет мое имя, заблокирует. Тогда тоже назову Арину злопамятной.

Впрочем, она не из тех, кто принимает все близко к сердцу. В какие-то нюансы даже не вникает, хотя стоило бы. Отпускает ситуацию — и старается поскорее о ней забыть.

Взбучка

— Что произошло между вами на US Open-2019? Когда Соболенко произнесла: «Мы больше вместе не работаем» — а через пару дней отыграла назад?

— Непонятная история. Серьезного повода для конфликта не было точно. Просто оба завелись, психанули — и полыхнуло, причем вылилось в публичное поле. Слава богу, пожар быстро потушили, мы продолжили работу.

Знаете, для меня это был период, когда выкладывался по максимуму, жертвовал всем ради результата. Арина же в силу юного возраста и непринужденности иногда неправильно себя вела. Не специально — но некоторые вещи меня задевали.

— Например?

— 2018-й, ее первый финал на траве. Накануне Арина играла в паре с Се Шувэй — и откровенно валяла дурака. Хи-хи, ха-ха... Я взорвался. Сказал прямо: «Ты занимаешься херней! Хохочешь, устраиваешь кайфушки на корте. Это неуважение — к партнерше, соперницам и себе. Зачем тратить время впустую? Ты и выиграть не стремишься, и к завтрашнему финалу в одиночке не готовишься. У тебя появился шанс взять трофей — и собираешься все профукать?!» Меня очень расстроило ее поведение, халатное отношение к делу. Отсюда и взбучка.

— Что Соболенко?

— Тогда она не понимала, что происходит. Почему такая реакция. Мы поссорились, Арина ушла куда-то ужинать со спарринг-партнером. В ее глазах он был добрым полицейским, а я — злым. Вдобавок нажаловалась на меня своему спонсору, хотела уволить.

— Что же помешало?

— Тот меня поддержал. Произнес: «Арина, если тренер говорит, что ты херней страдаешь, значит, так оно и есть. Прислушайся, сделай выводы».

— Молодец какой.

— Ну... Одни скажут, что я токсично себя повел. Другие возразят: «Лучше дать по ушам сейчас, когда человек пальцы в розетку сует, чем потом, когда полезет на высоковольтную линию и попробует на ней повисеть».

Да, может, я раздул из мухи слона. Но важно сразу сформировать правильный подход к профессии. Время-то летит быстро. При этом я понимаю, что по грани прошел. Еще чуть-чуть — и остался бы без работы. Вот почему многие тренеры в такой ситуации предпочитают промолчать.

Разрыв

— Арина-то к вам прислушалась?

— Да. На мой взгляд, сегодня она профессиональнее 99 процентов своих коллег. А все, что было, — издержки роста. Арина пережила настоящую трансформацию. За несколько лет из девчонки, на которую никто не ставил, превратилась в королеву. Народ уже и не помнит, что еще недавно она спокойно обедала между тренировками в обычном торговом центре. А теперь — частный джет, «Порше»...

— Тут любому голову снесет.

— Согласен, сносит ее абсолютно всем. Вопрос — надолго ли? И какие будут последствия? А это уже зависит не только от человека, но и от его окружения. Так что путь у Арины непростой. Слишком быстро ее жизнь поменялась. Но в любом случае она заслуживает уважения за то, что в трудные моменты терпела, продолжала пахать, а не посылала меня на три буквы. Вы же понимаете, из чего состоит работа тренера?

— Объясните.

— Мы, конечно, поддерживаем спортсменов. Но в основном тыкаем в больные места, выявляем игровые недостатки и пытаемся их искоренить. Кто-то позволяет себя критиковать, а кто-то уходит в отрицание.

Вот Надаля почти всю карьеру тренировал дядя. У него был жесткий, но честный, рациональный, приземленный, максимально отстраненный от успехов Рафы подход. Что и позволяло тому прогрессировать.

— Ваше сотрудничество с Соболенко завершилось в 2020-м. Как это было?

— В декабре 2019-го мы разошлись. В январе она поехала на Australian Open, в первом же круге проиграла Суарес-Наварро. Месяца через полтора мы пообщались и решили возобновить работу. А летом на корте приключился небольшой конфликт.

— Из-за чего?

— Да высосанная из пальца история — но после этого расстались уже окончательно. Арина объявила, что теперь у нее новый тренер, Дитер Киндлман, и я понял: все, точка невозврата пройдена. Финиш!

— Прозвучала фраза: «Дмитрий, я вас увольняю»?

— Нет. Мы на «ты», ха-ха. Если серьезно, сначала казалось, что Арина снова может передумать. Она ведь взрывная, порой психанет, ляпнет что-то — потом извиняется. Но когда взяла нового тренера, стало ясно, что третьего возвращения точно не будет.

Для меня это был тяжелый момент, что уж скрывать. Но сказал себе — надо двигаться дальше. И в тот же день договорился о работе с другой девочкой.

— Если бы сейчас могли вернуться в те дни — что сделали бы иначе?

— Был бы чуть снисходительнее к эмоциональным проявлениям Арины. Какие-то реплики пропускал бы мимо ушей. Наверное, мне не хватило гибкости, дипломатичности. Все-таки для меня это был первый тренерский опыт. И еще.

— Что?

— Мой принцип: дал слово — держи. Иначе зачем обещать? Мне проще руку себе отрезать, чем отмотать назад. Но не все рассуждают так же. Многие клянутся-божатся, а завтра спокойно включают заднюю. Это стало открытием, которое перевернуло сознание.

— Вы к чему?

— Через несколько недель Арина уволила Киндлмана, вышла на связь. Но я уже приступил к работе с той самой теннисисткой и решил, что прыгать от одного игрока к другому неэтично.

Капризы

— Вы как тренер с женскими капризами сталкивались?

— Естественно. К примеру, получаю сообщение от теннисистки, в течение 30-40 минут не успеваю ответить — и она уже закатывает истерику. Или случай на корте. Тренировка. Девушка разводит меня по углам. Когда вижу, что очередной мяч летит в аут, не бегу за ним, и слышу: «А раньше старания у тебя было больше...»

— Ответили?

— «Стоп, что за странные претензии? Кто из нас тренируется? Я как собака по корту ношусь, играю тебе на ракетку, а ты по аутам долбишь — и еще меня упрекаешь?!» Из той же серии демонстративное недовольство спарринг-партнерами. Описать, как это происходит?

— Будьте любезны.

— Если спарринг играет на пару метров в сторону, девушка начинает ругаться, истерить. Парня клинит, он понимает, что теперь у него нет права на ошибку, и вообще перестает попадать в корт.

Когда такие ситуации возникали, я сразу говорил своей подопечной: «Ты — профессионал. В отличие от спарринга. Почему же у тебя требования к нему выше, чем к себе? Сначала сама десять раз в корт попади. И неудобные мячи научись отбивать. В матче-то тебе никто на ракетку играть не будет».

— Как девчата на ваши слова реагировали?

— Некоторые обижались. Но если не давать по ушам, а подыгрывать — мол, она же девочка, ей простительно, у нее завтра важный матч, — ты провоцируешь вседозволенность. Нельзя потакать. Когда 17-летние теннисистки разносят взрослых ребят за то, что те не добежали за мячом или отбили его на два метра влево, — для меня это нонсенс! Чем раньше осадишь человека, тем быстрее он перестроится.

— Логично.

— Наверное, я нестандартен в своем подходе. Считаю так: вышла на корт — держи себя в руках, не срывайся на спарринг-партнера, не выставляй его крайним. Сфокусируйся на своей игре. Но многие в женском теннисе, да и в мужском, любят покапризничать, для них это способ манипуляции.

— Сколько стоит спарринг-партнер?

— На турнирах ребята часто работают бесплатно. В качестве волонтеров. Хотя это тяжелый труд. Переходишь с корта на корт, пять-шесть часов тебя гоняют как бобика, часто выступаешь в роли громоотвода — и ни копейки не получаешь. Дают лишь крохи на сэндвич и бутылку воды.

— Парням не позавидуешь.

— Это их выбор. Кто-то хочет поближе соприкоснуться с профессиональными игроками. Кто-то мечтает попасть в Тур. Кстати, вполне реально. На турнире в Майами был пацан, который долго работал спаррингом, а потом вошел в команду Ольги Данилович.

Плевок

— На Олимпиаде в Сиднее Сафин и Роддик подрались в раздевалке. У вас до такого доходило?

— Дракой это не назову — просто потолкались.

— С кем-то из наших?

— Нет. Обе истории связаны с иностранцами. Меня из-за постоянных шуток и подколок многие теннисисты недолюбливали. Для кого-то я вообще конченая тварь.

— Даже так?

— Ну, тем, кто меня плохо знает, могу показаться странным, высокомерным. Вот и с одним игроком была взаимная неприязнь. Правда, дистанционная, вне корта мы почти не пересекались. Но как-то на турнире после парного матча столкнулись в подтрибунном помещении, и он начал наезжать: мол, ты почему сегодня так себя ведешь?

— В смысле — дерзко?

— Я не понял, что конкретно послужило триггером. То ли что-то в моем поведении не понравилось, то ли что-то послышалось. Хотя смэшем в голову не попадал, на хер не посылал. Из-за чего все переросло в открытую агрессию, осталось загадкой. Кончилось тем, что толкнул меня, я ответил, короткая стычка — и разняли.

— А второй случай?

— Была безобидная шутка. Я знал, что парень легко победил в предыдущем матче — 6-2, 6-2. Стоим с ним у телевизора, идут хайлайты, где он уступает один розыгрыш, второй, третий. Говорю: «Как же ты выиграл-то? Тебя просто выносят!» По-доброму подколол.

— Не оценил ваш юмор?

— Ощетинился. Но промолчал. Дальше каждый провел свой матч, а потом мы должны были играть друг против друга в парном разряде. Я вернулся в раздевалку и увидел на своей сумке смачную харкотину.

— Однако!

— Вскоре появляется этот парень, бросает на меня злой взгляд, и я понимаю, что плевок — его рук дело. Точнее, рта. Слово за слово, ну и сцепились. Главное, раньше нормально общались. А тут он прочитал ситуацию совершенно не так, как я пытался ее преподнести. В итоге конфликт на ровном месте.

«Чайка»

— Вы много лет прожили в Америке. Почему в 2024-м решили вернуться?

— А меня там сейчас ничего не держит. Жизнь дорогая, работы в тот момент не было. Казалось, в Москве в этом смысле больше перспектив. Здесь у меня мама, старший брат...

— А отец?

— Умер в 2011-м. Рак желудка, за год сгорел. Маме летать в Америку уже тяжеловато. А мне мотаться сюда каждые два-три месяца было бы и утомительно, и накладно.

— Это понятно.

— Я вообще с возрастом к перелетам охладел. Когда они неотъемлемая часть работы — никаких вопросов. Собрал чемодан и вперед. Но рвануть на неделю куда-то на море отдохнуть — ни за что на свете! Или в Штаты теперь нужно добираться через Турцию минимум 18 часов. Жесть!

— Недавно знаменитый хоккеист Сергей Федоров произнес: «От той Америки, которую я полюбил в 1990 году, когда туда приехал, ничего не осталось. Сегодня это уже другая страна». Согласны?

— Конечно. Штаты сильно изменились. Но то же самое можно сказать и про Россию. Поверьте, американская молодежь ничем не отличается от нашей. Такая же вседозволенность, потребительское отношение к окружающим, удручающее влияние гаджетов и соцсетей на формирование ценностей...

— Прямо один в один?

— Да! И здесь, и там молодые люди живут с ощущением, что им все должны. Работать желанием не горят, зато хотят много зарабатывать. Каждый мнит себя блогером, ждет блюдечко с голубой каемочкой. Как представлю, куда мир катится, становится не по себе. Хотя...

— Что, Дмитрий?

— Порой задумываюсь — может, сгущаю краски? Может, старшее поколение, когда смотрело на нас, тоже ужасалось? Но все оказалось не так страшно.

— Пару месяцев назад вы обмолвились в интервью: «У меня нет мечты». Легко без нее жить?

— Очень. Интересно ли? Это другой вопрос. Например, сейчас я не мечтаю выиграть турнир «Большого шлема» в качестве тренера. Потому что возможности такой нет. Когда появится — тогда и начну мечтать.

— Последнее, о чем мечтали — и сбылось?

— То, что не обязан каждый день ходить на работу. Уже навпахивался — и теперь могу позволить себе жить в свое удовольствие. Проснуться в любое время, съесть что захочу. Мне комфортно в таком полупенсионном режиме. Я неприхотлив. Главное, есть крыша над головой, кусок хлеба и внутренняя свобода. Все остальное — приятный бонус.

Ну а если говорить о бытовой мечте, недавно загорелся идеей купить «Чайку». Черную, 80-х годов. Не знаю, в какой момент угаснет эта фантазия, но пока изучаю рынок, прицениваюсь. Был в музее Гаража особого назначения ФСО, насмотрелся на правительственные ретроавтомобили. Красота!

— Во сколько же обойдется ваша фантазия?

— «Чайку» 70-х продают за 5-6 миллионов рублей. А то и за 10. В зависимости от состояния. Если выпущена в 80-е — просят 3-4 миллиона. Плюс реставрация, тюнинг...

— Расходы серьезные.

— Весьма. Вот и размышляю — готов ли я к ним? Понятно, все это блажь. Деньгам, которые уйдут на «Чайку», можно найти более полезное применение. Куда-то вложить, добиться пассивного дохода. Чтобы потом, когда буду стар и немощен, ни в чем не нуждаться. А вдруг мне уже скоро сиделка понадобится?

— Это что за новости?

— Шучу. Но вообще в моем возрасте действительно пора думать о будущем. Я понимаю, что ретроавтомобиль — это не инвестиции, а высасывание денег. В то же время «Чайка» — теплое воспоминание из детства и часть нашей истории. Хочется ее сохранить.